На днях молодёжное объединение «Малахит» Свято-Николаевского мужского монастыря совместно с фольклорной студией «Журавлица» Верхотурского Центра культуры посетили государственное казённое учреждение «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних Верхотурского района». Встречу открыла инспектор по делам несовершеннолетних Шармай Елена Валерьевна, речь шла о профилактике вредных привычек, и здоровом образе жизни. Фольклорная студия «Журавлица» провела для ребят познавательно-игровую программу «Наши теплые вечерки», где познакомила детей с народными играми, песнями, семейными традициями, под весёлые звуки баяна и гармони разучили фрагменты Верхотурской кадрили. Не обошлись и без духовного попечения - благочинный Свято-Николаевского Верхотурского мужского монастыря отец Аркадий прочитал молитвы и окропил всех святой Крещенской водой. В конце мероприятия ребята из детского дома получили сладкие подарки. Спонсором мероприятия стало местное отделения Общероссийской организации "ОФИЦЕРЫ РОССИИ" в ГО Верхотурский.
Гениальный русский композитор является основоположником русской национальной оперы. Он оставил впечатляющее творческое наследие. Например: всемирно известные оперы «Жизнь за Царя» и «Руслан и Людмила». Его сочинения оказали влияние на крупнейших русских композиторов, в числе которых Мусоргский, Римский-Корсаков, Чайковский. Михаил Иванович очень любил духовную музыку и критиковал хоровое письмо Дмитрия Степановича Бортнянского, считая, что тот максимально приблизил богослужебное пение к концертному стилю и тем самым лишил его молитвенного духа. Также композитор отрицательно относился к использованию «итальянской гармонии» в русских духовных сочинениях. Михаил Иванович Глинка и сам стал писать духовную музыку в последние годы своей жизни. Самыми значимыми церковными произведениями композитора стали: «Херувимская», «Боже сил», «С небеси услыши», «Ектения», «Да исправится молитва моя». Последние годы своей жизни композитор проживал за границей. Михаил Иванович скончался 15 февраля 1857 года в Берлине от воспаления легких, в возрасте 52-х лет. Великого композитора скромно похоронили на небольшом лютеранском кладбище. Через несколько месяцев, по настоянию младшей сестры Людмилы, прах Глинки был перевезён в Санкт-Петербург и перезахоронен на Тихвинском кладбище.
…Старец спросил меня: — Ну, расскажи мне, дитя моё, что говорит Геронда Эмилиан о числе 666 и об антихристе? Я ответил: — Геронда, он сказал нам на одной из последних общих бесед, чтобы мы не волновались. Чтобы мы заботились о том, чтоб иметь живую связь со Христом. Что же касается вопроса об антихристе, то не следует уделять ему слишком много внимания, потому что в противном случае он, а не Христос, займёт центральное место в нашей жизни. Как только я это сказал, старец хлопнул руками по кровати, на которой сидел, и воскликнул: — Что ты говоришь, что ты говоришь, дитя моё! Славе Тебе, Боже, что я нашел хоть одного духовника, который согласен со мной. Ты знаешь, дитя моё, что эти духовники наделали здесь, в миру? Они этим числом 666 взбудоражили верующих, создали целый клубок проблем — в семьях, в сознании людей. И те потеряли сон. Многие, чтобы уснуть, принимают психотропные препараты и снотворное. Ну что это такое? Христос, дитя моё, не хочет, чтобы все было так. Сказать тебе кое‑что ещё? Я ответил: — Скажите, Геронда. Он произнёс: — Для нас, христиан, для нас, если мы живём Христом — не существует антихриста. Вот скажи мне, ты смог бы сесть сюда, на кровать, в которой я лежу? — Нет, Геронда. — Почему? — Потому что тогда мне придется сесть прямо на вас, и я вас раздавлю. Тогда отец Порфирий спросил: — А когда же ты сможешь сюда сесть? — Когда Вы встанете, тогда я смогу сесть, — ответил я. — С душой, дитя моё, — продолжил старец, — происходит то же самое. Когда мы имеем в себе Христа, может ли прийти антихрист? Может ли войти какая‑либо противоположная сущность в нашу душу? Сейчас мы, дитя моё, не имеем в себе Христа, поэтому и беспокоимся об антихристе. Когда мы вмещаем внутрь себя Христа, тогда всё становится Раем. Христос — это всё, так всегда и говори людям, дитя моё, и мы не боимся Его врага. И смотри, вот что я тебе ещё скажу. Если бы сейчас пришёл сам антихрист с лазерным прибором и насильно поставил на мне печать 666, я бы не расстраивался. Ты мне скажешь: ʺГеронда, но разве это не знак антихриста?ʺ — Да если бы он написал на мне лазерными лучами и тысячу раз 666, написал нестираемо, я бы не расстраивался. Почему? Потому что, дитя моё, первых мучеников бросали к диким зверям, но они осеняли себя крестным знамением, и те становились агнцами; их бросали в морскую пучину — они осеняли себя крестным знамением, и море становилось твердью, и они ходили по нему как по суше; их бросали в огонь — они осеняли себя крестным знамением, и огонь становился прохладой. Благословенное моё чадо, что мы такое сейчас? Верим ли мы во Христа? Где наше крестное знамение? Зачем же пришёл Христос? Не для того ли, чтобы укрепить нашу немощь? Так говори, дитя моё, людям, чтобы они не боялись антихриста. Мы — чада Христовы, мы — чада Церкви. — Эти слова произвели на меня очень сильное впечатление… Крусталакис Георгиос
Проходящий снегопад на глазах преображает духовную столицу Урала. Наш старинный город убелился и обновился, вся его ветхость теперь спрятана под снегом. То, что не могут сделать люди, вмиг сотворил Господь, и такая красота предстаёт пред нашим взором.
«О, святый и праведный Симеоне, чистою душею твоею в небесных обителех в лице святых водворяяйся, на земли же телом твоим нетленно почиваяй по данной ти благодати от Господа молитися о нас. Милостивно призри на нас многогрешных, аще и недостойне, обаче с верою и упованием ко святым и цельбоносным мощем твоим притекающих, и испроси нам от Бога прощение согрешений наших, в няже впадаем множицею во вся дни жития нашего. И якоже прежде овым убо от очныя зельныя болезни ни мало зрети могущим исцеление очес, овым же близ смерти бывшим от лютых недугов врачевание, и иным иная многая преславная благодеяния даровал еси: сице избави и нас от недугов душевных и телесных и от всякия скорби и печали, и вся благая к настоящему житию нашему и к вечному спасению благопотребная нам от Господа испроси, да тако твоим предстательством и молитвами стяжавше вся нам полезная, аще и недостойнии, благодарне восхваляюще тя, прославим Бога, дивнаго во святых Своих, Отца и Сына и Святаго Духа, и ныне и присно и во веки веков. Аминь».
С 5 ноября по 1 декабря 1922 года в Симферополе был организован открытый судебный процесс, на котором в качестве подсудимых оказались архиепископ Таврический и Симферопольский Никодим Кротков и почти всё духовенство епархии. Среди других по групповому делу "Дело крымского духовенства во главе с архиепископом Никодимом Кротковым по изъятию церковных ценностей, 1922 г." был привлечен к ответственности и отец Николай Мезенцев. Он обвинялся в "сопротивлении изъятию церковных ценностей; расхищении и сокрытии их; небрежном хранении; симуляции кражи ценностей; ведении пассивной обороны против изъятия". Виновным себя не признал. 1 декабря 1922 года был приговорен к трем годам заключения и отправлен в тюрьму в Нижний Новгород. Через девять месяцев все осужденные по этому делу были досрочно освобождены. Вернувшись в Симферополь, отец Николай стал служить в Петропавловском соборе. Вскоре Петропавловский собор захватили обновленцы, и он перешёл служить в Свято-Троицкий греческий храм в Симферополе. В 1933 году был арестован по обвинению в том, что будто бы утаил ценности, принадлежавшие Петропавловскому собору. Несколько месяцев священник провёл в тюрьме под следствием и был приговорен к штрафу 640 рублей. В феврале 1933 года Свято-Троицкий храм был закрыт и его начали перестраивать под интернат для детей. Но община всеми возможными средствами решила бороться, отстаивая свои права. Поскольку среди прихожан было много греческих подданных, то они обратились в Греческую миссию в Москве, в чём им деятельно помог отец Николай, составляя прошения в официальные учреждения и советуя, как в тех или иных случаях поступить. Власти в этот раз уступили, в 1934 году Свято-Троицкий храм вновь был открыт. Настоятелем его был поставлен священник-грек, которому было тогда восемьдесят пять лет, и, хотя он ещё мог совершать литургию, но по немощи с церковного двора уже никуда не выходил. Протоиерей Николай был назначен помощником престарелому священнику, он исполнял требы, служил, читал и пел на клиросе. В 1934 году власти запретили отцу Николаю служить, он вынужден был уйти в за штат, но продолжал помогать престарелому настоятелю. 15 декабря 1937 года протоиерей Николай был арестован по обвинению в том, что "после закрытия храма принимал активное участие в его возвращении и тем возбуждал население против Советской власти" и, "будучи в курсе деятельности контрреволюционной греческой националистической организации, скрывал это от Советской власти". В тот же день была арестована и вся церковная двадцатка. Всех их обвинили в контрреволюционной деятельности за связь с греческим консульством в Москве. Отца Николая снова обвинили в сокрытии церковных ценностей; в том, что он помогал сыну, белому офицеру, скрываться. На допросах отец Николай ни разу не дрогнул, не поддался давлению следователя, в своих ответах был мужественен и лаконичен. Ни угрозы и рукоприкладство, ни возраст и болезни его не сломили. Священник виновным себя не признал и на этот раз. Были вызваны два лжесвидетеля – один был сокамерником священника, а другой членом церковной двадцатки. Они и подписали протоколы с показаниями, необходимыми для осуждения. 14 февраля 1938 года тройка при НКВД Крымской АССР приговорила протоиерея Николая к расстрелу, приговор был приведён в исполнение в Симферополе. Вместе с ним расстреляли пятерых членов церковной греческой церковной общины. В 1998 году протоиерей Николай Мезенцев был причислен к лику местночтимых святых Крымской епархии определением Священного Синода Украинской Православной Церкви. В августе 2000 года канонизирован для общецерковного почитания Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.