«Я был в ссылке. Голодный год. Есть было совсем нечего. Работа очень и очень тяжёлая. А есть нечего. Совсем почти нечего. Да еще зима суровая, пасмурная. Транспорт не мог ходить, и доставка прекратилась. Мы несколько суток были совсем без еды, да еще, как на грех мороз прибавил до сорока градусов. Птица мерзла на лету. А одежонка-то совсем не зимняя. Многие мои собратья полегли, обессилили и не могли ходить. Я тоже собрался умирать с голоду и холоду. Ночевали мы в отдельных хибарках, маленьких таких и совсем худых. Окна заткнуты тряпками. На полу снег, – надул в щели. Дверь полуоткрыта - понамёрзло на ней льда. Был холодный вечер. Я лежал, уткнувшись в тряпки. Мороз леденил всё тело. Вдруг мне сильно захотелось спать. Я знал прекрасно, что это предвестник смерти. Чуть засни и всё, больше бы я не встал навеки. С силой поднявшись, я решил последний раз помолиться святителю чудотворцу Николаю. "Угодник Божий, – сказал я ему, – ведь я помираю. Ты всё видишь. Ты скорый помощник, приди ко мне, помоги". Дальше не помню, что говорил или не говорил, – не помню. Только слышу я сильный стук в дверь. Открыл. Порыв сильного ветра с холодным снегом обдал лицо. Никого не было. Но что это такое? Свежие следы от двери. Заглянул дальше за угол - сумка большая стоит. И снег ещё не успел её замести. Боже мой, да что же это такое за привидение? Еще раз оглянулся на следы. Они уходили в сторону леса. Кругом ни души. Только буря ещё сильнее подымается. Взял эту сумку. Тяжёлая. Открыл. Милые вы мои детки, – и старец навзрыд заплакал. – В сумке-то были свежие хлебы. Да еще теплые, совсем горячие! Будто только вот из печи их вытащили. А какая там печка?! На пятьдесят верст не было ни одной хозяйской хаты, одни ссыльные да арестанты. И вот этим хлебом мы жили целую неделю. Когда утихла пурга, принесли нам паёк. И никто тогда не умер. А в других лагерях, слышно было, многие померзли в эту метель». Архимандрит Филадельф (Мишин) Из воспоминаний